Взрыв энергоблока AzTV был сигналом к вводу советских войск в Баку

16-18 января 1990 года на площади “Азадлыг”, перед зданием Верховного Совета, ЦК Компартии Азербайджана проходили массовые митинги.

Требованиями митингующих были: “Территориальная целостность Азербайджана неприкосновенна, армения должна отказаться от своих притязаний, Армия из Баку и близлежащих районов должна быть передислоцирована в Нагорный Карабах и на армяно-азербайджанскую границу, отставку Везирова и всего руководства Республики!”

Стенограмма заседания, состоявшегося в Баку в 18.30 вечера 19 января 1990 года, говорит о многом. Его участниками были присланные в Баку Михаилом Горбачевым ответственные работники Кремля – председатель Совета национальностей ВС СССР Примаков, секретарь ЦК КП Гиренко и руководитель отдела межнациональных отношений Михайлов.

Гиренко: – “население в районах и городах Азербайджана не должно быть в курсе того, что происходит в Баку. Войска уже входят в город. Приказ уже есть”.

Примаков: – “можно сказать, что практически все население страны получает информацию с телевидения”.

Михайлов: – “необходимо прервать связь”!

19 января у входа на Гостелерадио тоже проходил митинг с требованием покончить с дезинформацией, поступающей от официальных государственных СМИ.

После митинга ко мне подошел старший редактор отдела выпуска AzTV Эльдар Байрамов и сказал, что почти все сотрудники телевидения ушли, покинув здание, а подходит время открытия вечернего эфира, и он не знает, как ему поступить.

Верстка программы передач не входила в мои должностные обязанности, хотя я был главным режиссером телевидения. Тем не менее, мы быстро составили приблизительную программу передач и вышли в эфир. Чуть позже выяснилось, что сотрудники информационной службы тоже, как и другие сотрудники, закрыв свои кабинеты, разошлись по домам. Я вместе с радиожурналистом Рафиком Агаевым обзвонил и вызвал на работу журналистов Алы Мустафаева и Тельмана Гафарова. В монтажной комнате мы начали собирать информацию и готовить в эфир выпуск Gunun ekranı.

Я попросил главного диктора Сабира Алескерова, чтобы он предупредил дикторов. Он сказал, что сейчас на работе Роза Тагиева и Севда Агазаде.

В это самое время мы услышали взрыв. Через пару минут раздался второй взрыв. Выйдя на улицу, мы увидели взорванный энергоблок. Все вокруг окутал дым, здание Гостелерадио было обесточено. Мы сразу же вызвали “скорую помощь” и пожарных, они приехали через 7-8 минут.

На месте событий появились руководители Госкомитета по телевидению и радиовещанию, а также ответственные работники ЦККПА и Комитета национальной безопасности. Работающие от электричества студийные настенные часы показывали 19:26. Дежурных инженеров Ибрагима Гусейнова и Виктора Романова в энергоблоке не оказалось. Они исчезли.

Отмечу и то, что последние несколько месяцев наш Госкомитет по телевидению и радиовещанию охранялся танками и солдатами. Военные были дислоцированы в зале коллегии. Мы, 5-6 человек, направились туда. Перед глазами предстала странная картина: порядка 20-30 военнослужащих в необычной спецодежде покидало зал коллегии. Они не были похожи на военных, которых мы видели вот уже который день. Они были похожи на пришельцев из космоса.

С маленькими автоматами на груди, по 2 антенны на касках, в руках телефоны-рации. Сами солдаты под 2 метра ростом.

“Убирайтесь вон, а то мы за себя не отвечаем. У нас приказ”, не желая с нами разговаривать, кричали они. Это были солдаты “Альфы”.

На следующий день мы узнали от Ибрагима Гусейнова и Виктора Романова, что они были взяты в плен военными, а в момент нашей стычки с группой из Альфы они были за дверью.

В ночь с 19 на 20 января советская армия накрыла Баку ураганным огнем. Рано утром следующего дня ко мне домой поступил анонимный звонок. Голос в трубке сообщил, что “Гусейнов и Романов в настоящее время находятся в отделении милиции района 26-ти Бакинских комиссаров. Их не отпускают. Если будете медлить, ответственность за взрыв возложат на вас”, сказал аноним. Это был полковник КГБ Азербайджана, друг нашей семьи и сосед по дому Лачин Алекперов.

По пути на работу я, как мне кажется, пережил самые тяжелые, самые трудные и невыносимые минуты своей жизни. Все вокруг – от мала до велика плачут, женщины рвут на себе волосы. Переломанные машины и автобусы, киоски и выкорчеванные с корнем деревья. Отовсюду раздается: “Убийцы, фашисты, враги, палачи!”

К моменту моего прихода на телевидение уже прибыли сотрудники КГБ – следователь Руфат Мансуров и куратор КГБ по Гостелерадио Мамедали Алиев.

Зампред телерадио Фуад Тарвердиев и я дали поручение нескольким патриотически настроенным операторам, чью работу следует отметить особо, отснять картинку на улицах города, в больницах, моргах, на предприятиях и вообще везде, где были следы трагедии.

Их кадры запечатлели трагедию азербайджанского народа, то, как народ шел к свободе и независимости, каких жертв это стоило. Все эти ужасы, запечатленные после взрыва энергоблока – сигнала к геноциду безоружного гражданского населения Азербайджана, затем вошли в золотой фонд национальной кино- и теле-документалистики.

Утром 20 января во дворе Гостелерадио я и Фуад Тарвердиев говорили с пришедшим в Комитет генерал-лейтенантом Овчинниковым. Он прибыл в Баку вместе с только что вошедшими в столицу войсками. Ни мы, ни он не знали друг друга. Его сопровождали двое вооруженных солдат и машина с водителем. В это самое время к нам с глазами полными слез подошел народный поэт Бахтияр Вахаб-заде и попросил возможности выйти в эфир с телеобращением к народу. С презрением посмотрев и плюнув в Овчинникова, Бахтияр муаллим назвал его “оккупантом”.

Вы можете себе представить, в какое состояние пришел от этого генерал! Стоявшие рядом с ним солдаты сразу же привели свое оружие в боевую готовность. Я сразу же попытался разрядить ситуацию с автоматчиками и встал между ними. Фуад Тарвердиев продолжал: “Это уважаемый народный поэт, любимец, депутат”.

Генерал ругался, матерился. Исход мог быть весьма трагическим. Но нам все-таки удалось взять ситуацию под контроль.

В последующем в одном из своих интервью по телевидению то ли по не знанию, то ли по забывчивости Вахаб-заде почему-то сказал, что его спас один режиссер, имя которого он не знает. По-моему, это был Назим Аббасов. Он спутал меня с режиссером Назимом Аббасовым, хотя его там никогда не было и не могло быть.

Журналист Джаваншир Джахангиров, оператор Алекпер Мурадов, я и представитель КГБ Мамедали Алиев на машине этого ведомства привезли из райотдела милиции находившихся там инженеров Гусейнова и Романова на телевидение. Джаваншир по моей просьбе взял у них интервью на фоне взорванного и разрушенного энергоблока. Ибрагим и Виктор остались в живыми по чистой случайности.

Впоследствии, в результате следствия, выяснилось, что после взрыва энергоблока этих двоих должны были ликвидировать. Это интервью имело важное значение не только для меня… Интервью инженеров, а также показания, данные следствию, пролили свет на многие вопросы. В тот период патриотические чувства проснулись у многих сотрудников милиции, прокуратуры и госбезопасности.

Спустя день после кровавых событий в Баку в нашем постпредстве в Москве общенациональный лидер Гейдар Алиев, обвинив в произошедшем Михаила Горбачева и тогдашнее руководство СССР, сделал заявление о своем выходе из рядов Коммунистической партии. В Азербайджане и на телевидении, в частности, многие также сдавали свои партбилеты. Но, правда и в том что, спустя несколько дней, многие из них бегали в партком и в райком партии и просили вернуть им их партийные билеты.

Через несколько дней после трагических событий я почувствовал, что надо мной сгущаются тучи. Это ощущал не только я. В один из тех дней Народный писатель Азербайджана Исмаил Шихлы сказал мне: “Васиф, не приходи какое-то время на телевидение, все равно оно не работает. И дома не ночуй, оставайся где-нибудь в другом месте. Мы должны обезопасить тебя. Если надо, мы тебе поможем.”

К сожалению, я не придал этому значения. В ночь с 26 на 27 января около 2 часов ночи раздался сильный стук в дверь. В квартиру вошли двое в штатском и 3 солдата “Альфа”. Один проверял наши документы, другие, обыскивая квартиру, что-то искали.

“Ты поедешь с нами к военному коменданту Баку”, – сказал кто-то из них. Рыская по квартире, один из гражданских служащих увидел на полке мою фотографию с Гейдаром Алиевым.

“Петрович, ты только посмотри, великий человек!”, сказал он, указывая на фотографию. Сменив тон, он гневно спросил: – “Он вам кто”? Моя дочь Усния, в то время студентка 3-го курса факультета востоковедения АГУ ответила: “Почему нам, это личность, которую знают и любят во всем Советском Союзе”.

После этого диалога один из военных тихо шепнул мне на ухо – “Одевайтесь потеплее”. Я понял, что меня увозят далеко и надолго. Спускаясь по лестнице, один из них, приставив к моей спине автомат, сказал: “Шаг влево, шаг вправо – буду стрелять”. Мне было ясно, что это арест. То ли от гнева, то ли от страха, но глаза мои были полны слез. Я дрожал. “Интересно, они убьют меня сейчас или позже, сказав, что это случилось при попытке к бегству”, – думал я. Погода показалась мне очень холодной.

Меня сопровождали 6 военных и 2 следователя. 8 человек, автомобиль “черный ворон” не черного, а серого цвета и дорога от памятника Айне Султановой до Гагаринского моста. В обычное время этот путь занимает 15-20 минут, но мы ехали очень долго, причем при помощи карты местности. Все, кроме меня, были приезжими, и никто из них не знал ни Баку, ни Азербайджан.

Отмечу, что видеокассеты с кадрами, отражающими весь ужас произошедшего, были сделаны и хранились у оператора Сеидаги Мовсумова.

Вечером, уже после моего ареста, моя супруга – режиссер гостелерадио Афет ханым позвонила ему и сказала: “Сеидага, Васифа забрали. Может быть, они придут и за вами. Возьмите кассеты и уходите из дома”. За ним-таки приехали, но Сеидага с семьей успел покинуть свой дом и спрятаться.

В черногородской тюрьме мне представили документ, якобы подтверждающий мою виновность. Меня обвинили в препятствовании работе телевидения, призывам к митингам и укрытии отснятых видеоматериалов. Конечно, я никогда не поставил бы свою подпись под подобными обвинениями. Спустя короткое время в камеру привели моих коллег – режиссера Азера Заманлы и радио-журналиста Рафика Агаева.

Нефункционировавшее с 19 января государственное телевидение возобновило свой эфир под контролем государственного военного цензора и ставленника Москвы генерал-лейтенанта Овчинникова 27 января. Это случилось практически сразу же после нашего ареста. Казалось, что руководство как страны, так и самого Гостелерадио, ждали именно этого. 28 января нас в наручниках отвезли на военный аэродром в Насосном, а оттуда под конвоем на военным самолете в сопровождении немецких овчарок и вооруженных солдат перевезли в город Краснодар.

На вокзале на перроне собралось очень много пассажиров, которые кричали, обвиняя нас: “Вы убивали в Баку армян, убивали русских! Убийцы!”. Шея и руки арестантов были обвязаны тонкой стальной проволокой. На нас лаяли десятки немецких овчарок. Площадь вокзала освещалась сильными прожекторами. Солдаты били нас дубинками и прикладами автоматов. Там нас загоняли в вагоны для арестантов, называемые в народе “Столыпин”.

На протяжении трех дней мы без еды и воды ехали в Ульяновск. Военные надсмотрщики пытали арестантов, били, выбивая зубы. У нас отняли часы и деньги. Наконец, мы прибыли на родину “великого” Ленина – Ульяновск. Нас продержали в местной тюрьме более месяца. Мне никогда не забыть тех мучений.

В то время моя семья посылала разные телеграммы в Баку и в Москву. Нас искали: писатель Анар, композитор Ариф Меликов, Государственный секретарь Тофик Исмаилов и многие другие.

О том, что мы находимся в тюрьме, узнал давно живший в Ульяновске капитан милиции Варис Меджидов. Он пришел в тюрьму вместе с высокопоставленным генералом и офицерами. Варис и шесть его братьев были родом из Гейчая.

После нашей первой встречи Варис Меджидов позвонил в Баку и сообщил нашим семьям, где мы находимся. На протяжении всего нашего заключения братья Меджидовы обеспечивали нас всем необходимым. Все эти дни они были для нас – 46 заключенных из Азербайджана, главной опорой. Узнав о том, что мы должны вернуться на родину тем же путем, Варис с братьями и членами Азербайджанской диаспоры за собранные собственные средства зафрахтовали специальный транспортный самолет и отправили нас на Родину.