Шемаха весной 1918 года: хроника кровавых событий

Мы уже касались предвестников кровавых событий в Шемахе 1917-го – начала 1918 гг.

В империи, от которой в феврале 1917 г. отказался император, началась смута. Этим не замедлили воспользоваться армянские националисты и начали масштабные приготовления к тем событиям, которые будут потом справедливо названы геноцидом азербайджанского населения в Азербайджане.

К слову сказать, именно в смутные времена безвластия армяне и поднимали головы… Во времена твердой власти (неважно, чьей) не было зафиксировано массовых выступлений армян против тюркских мусульман.

Итак, во второй половине марта 1918 г. на Шемаху двигался большой, прекрасно вооруженный отряд армян из самых разных уездов. Рассчитывать на помощь закавказских властей не приходилось.

Один из инцидентов произошел в Шемахинском гарнизоне и перерос в открытую перестрелку: армянские и русские солдаты, решив, что вызванный срочно в город исполняющий обязанности начальника милиции Тарлан бек Алиярбеков назначен командиром гарнизона, стали грабить склад оружия.

Узнав об этом собравшиеся в городе вооруженные жители из окрестных селений бросились к гарнизону, пытаясь помешать грабежу. Произошла перестрелка между солдатами гарнизона и местными мусульманами, с обеих сторон были раненые.

Прибывшие на место Азад бек Коджаманбеков, член делегации, призванный утихомирить армянский отряд, и Т.Алиярбеков успели лишь приостановить разгром последних патронных ящиков и с трудом успокоить мусульман, после чего прекратили стрелять и армяне. Однако в это время были получены сведения, что армянский отряд выступил из Козлы-Чая и двигается к Шемахе.

Напряжение и нервозность населения нарастали, азербайджанские власти стали предпринимать конкретные меры для защиты города. Под командованием Алиярбекова отряды стражников и милиции заняли подступы к Шемахе со стороны Чухур-Юрта, чтобы не пропустить отряд в город.

Также был сформирован отряд добровольцев из Шемахи и сел, которому приказано было окопаться по дороге между Ангехараном и Шемахой, и в случае, если армянский отряд направится в Шемаху, не допустить его. Если же он пойдет мимо, то не допускать никаких столкновений. Шемахинское духовенство просило крестьян не поддаваться на провокации и заклинало их, чтобы они первыми не произвели ни одного выстрела.

На другой день (15 марта по старому стилю) в 5 часов утра было получено известие, что отряд благополучно проследовал через Ангехаран и направился в село Матрасы через Мейсары. Однако спустя час в городе поднялась тревога, что со стороны Мейсары и Матрасы армяне наступают на Шемаху.

Началась стрельба из пушек со стороны Матрасы, на что мусульмане, сидевшие в окопах, тоже открыли огонь.

“Благодаря тому, что мусульмане не оставляли своей позиции, армяне в этот день не могли занять город. Бой продолжался до 4 часов вечера. Видя, что ничего не могут сделать, армяне стали отступать на Матрасы. Я не пустил дальше стрелять мусульман, успокоил их, что армяне сдадут все привезенное им оружие в местный гарнизон и этим сегодняшний конфликт кончился”, – рассказывал позже Т.Алиярбеков.

В результате этой перестрелки с обеих сторон были жертвы, однако столкновения на этом не закончились.

“При отступлении мусульман армяне, проживающие в верхней части города, из своих домов и дворов открыли по ним стрельбу, полагая… что мусульмане будут стрелять в них. На эти выстрели мусульмане тоже открыли огонь. Когда об этом стало известно в Нижней мусульманской части, то мусульмане избрали почетных людей, которые по двум дорогам отправились наверх, чтобы выяснить недоразумение и прекратить стрельбу. Когда делегация проходила мимо дома врача Сазонова и почтальона, в нее из дворов этих домов была открыта стрельба армянами. Крестьяне-мусульмане из мести подожгли эти два дома, которые и сгорели со всем имуществом”.

Это был единственный случай, когда мусульмане напали на Верхнюю часть города, где проживали в основном армяне и русские, и учинили разгром и поджог нескольких домов. Среди этих домов оказался и дом глубоко чтимого среди мусульман русского врача Сазонова, которого вместе с семьей приютила азербайджанская семья Саламовых.

Итак, азербайджанским властям Шемахи по многим объективным причинам не удалось ни помешать продвижению вооруженного отряда в укрепленное армянское село Матрасы, ни тем более разоружить и обезвредить его. Однако присутствие в городе нескольких сот вооруженных крестьян из окрестных сел, готовых к бою отрядов милиции и решимость мусульман отстоять город с оружием в руках, с одной стороны, и возможные при этом случаи расправы над армянским населением, с другой, всерьез озадачили армян. Можно предположить, что именно эти обстоятельства вкупе послужили тому, что нападение в этот день армяно-большевистских войск на Шемаху не состоялось.

В тот же день городской голова Теймур бек Худавердиев получил письмо от армянского архиепископа Баграта с выражением сожаления по поводу печального недоразумения и с предложением собрать Межнациональный комитет для выяснения положения и примирения.

Совещание проходило в доме Лалаева, присутствовали представители всех народов и конфессий, живших в Шемахе: азербайджанцы, армяне, грузины, русские и молокане. На собрании был заключен мир, закрепленный в Акте и подписанный духовными лидерами мусульман и армян, а также представителем русского населения.

На следующий день Баграт сказал: “Я отдам свою голову на отрез, если с армянской стороны будет какое-либо выступление против мусульман”. “Было объявлено, что нарушители мира будут караться смертной казнью. Мусульмане успокоились и радовались”… Почти все оставшиеся в городе вооруженные крестьяне покинули Шемаху и разошлись по своим селам. Однако азербайджанские деятели так и не дождались ответа от вооруженных армянских отрядов Матрасы. В село ухал Баграт, но обратно уже не вернулся и никаких сообщений ожидавшему ответа Межнациональному комитету не прислал.

На рассвете 18 марта город был разбужен залпами орудий. “Через час-полтора начался обстрел Нижней мусульманской части города из пушек и ружей”, – вспоминал позже князь Леван Георгиевич Вачнадзе, чиновник Министерства земледелия и государственных имуществ.

Оказалось, что город окружен армянами и молоканами. Они открыли пушечную стрельбу, а в самой Шемахе начался обстрел Нижней мусульманской части города со стороны Верхней армянской части. В это же время армяне пошли в наступление из Матрасы. Мусульмане Шемахи с оставшимся в городе небольшим числом крестьян также взялись за оружие.

“Мусульмане держались до 12 часов дня, пока молокане со стороны села Джобаны не ударили им в тыл, открыв… стрельбу из пушек. После этого выступления мусульмане растерялись. Когда армяне-горожане заметили растерянность мусульман, они спустились с Верхней части… в Нижнюю и приступили к поджогам домов”.

Обстрел Шемахи с двух сторон – из армянского села Матрасы и молоканского Джобаны – продолжался до вечера. К этому времени пожаром была уничтожена самая престижная часть города – Пир-Ширван, богатые жилые кварталы, принадлежащие мусульманам. Начались грабежи.

К вечеру стрельба из пушек прекратилась, но армяне-шемахинцы продолжали обстреливать Нижнюю часть. Ночью представители мусульман собрались в доме городского головы Худавердиева, где приняли решение сдаться без всяких условий и послать к армянам парламентеров.

В 4 часа утра из Матрасы был доставлен ответ, где армяне требовали от мусульман выдачи всего оружия. Оружие было сдано, но и после этого поджоги мусульманских домов, грабежи и убийства продолжались еще несколько дней.

Улицы были полны трупами мусульман – мужчин, женщин, стариков и детей. Армяне и молокане толпами врывались в дома мусульман, вымогали деньги под угрозой убийства или поджога, грабили все ценности, а то, что не могли увезти, громили и сжигали, при этом нередко убивали всех попавшихся им на глаза. Уже в первые дни были полностью уничтожены восемь семейств и убиты сотни мирных мусульман. Награбленное увозили в армянские и молоканские села.

“Настали невозможные дни для мусульман. Никто не мог выходить из дома, не рискуя жизнью, да и у сидящих дома под угрозой смерти отнимали деньги; бывали и такие случаи, что вызывали десятками лиц в управление образовавшейся в городе армянской власти, и лица эти из управления пропадали не известно куда”.

Начались убийства видных представителей мусульман. Те вынуждены были скрываться или разными путями уходить из города. Хотя после вмешательства “опомнившихся молокан” на третий день погромов наступило “видимое спокойствие”, однако бесчинства и насилие не прекращались, пока в Шемаху не вступили азербайджанские войска из Гянджи. Слухи о том, что из Гянджи идет вооруженный отряд на выручку шемахинским мусульманам, заставили армян и молокан в спешке покинуть город.

Вооруженный отряд гянджинцев из нескольких сот всадников лично возглавил известный к тому времени русский и азербайджанский политический и общественный деятель, юрист, депутат I Государственной думы Исмаил Хан Зиадханов и вошел в сожженную и разгромленную Шемаху, еще не успевшую похоронить своих зверски убитых жителей. Покинувшие город представители мусульманских властей вернулись в Шемаху.

Обсудив с ними создавшееся положение, Зиадханов вместе со своим отрядом стал преследовать армян и повел наступление на Матрасы. Завязался бой, в ходе которого армяне оставили Матрасы и отступили в Козлу-чай. Матрасы было взято Исмаил Ханом и разгромлено, но не сожжено и не разрушено. Было обнаружено 450 мешков муки, 25 бочек соленой рыбы и огромное количество копченого мяса: армяне заранее делали большие запасы.

Зиадханов вызвал из Козлу-чая представителей молокан и предложил выдать армян или же удалить их из села. Молокане попросили два дня. Однако через два дня отказались и потребовали, чтобы их пропустили вместе с армянами. Зиадханов не согласился и двинулся на Козлу-чай. Вступив с армянами в перестрелку, он убедился, что армянские и молоканские войска превосходят его отряд численностью в несколько раз. Стало известно, что из Баку прибыли новые армянские войска с большим транспортом оружия, противостоять которым отряд Зиадханова не мог, и гянджинцы отступили в Шемаху.

Здесь Исмаил Хан собрал народ и предложил всем немедленно уехать, кто куда может и кто в чем был, предупредив, что ожидается нападение и армяне не пощадят никого. Среди населения начались смятение и паника. В ту же ночь Зиадханов с отрядом уехал из Шемахи; вместе с ним покинуло город много горожан, оставив на произвол судьбы свои дома.

Остались лишь беднейшая часть населения и много мужчин, не пожелавших покинуть свои дома, а также больные, старики, женщины и дети, которым некуда было ехать. Покинули город и некоторые известные представители мусульманского общества, тем самым спасая свою жизнь, поскольку, как показали дальнейшие события, все оставшиеся в городе общественные деятели мусульман и представители духовенства были зверски замучены и убиты армянами.

Однако ни в этот день, ни в последующие три дня ожидаемого наступления армян не последовало, и обманутые наступившим затишьем почти половина горожан – около 3 тыс. человек – вернулись и прожили, как оказалось, два своих последних дня.

В десятых числах апреля армяне во главе с небезызвестными Степаном Лалаевым и Татовосом Амировым окружили Шемаху и как смерч пронеслись по городу. Были разгромлены, разрушены и сожжены до основания все без исключения дома, торговые и гражданские объекты, принадлежащие мусульманам. Город был охвачен пожаром и к следующему утру совершенно уничтожен.

Оставшееся в Шемахе население было расстреляно, вырезано и перебито с особой жестокостью. Пытавшихся покинуть город ловили на дорогах и расстреливали там же. При этом не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Со списком в руках армяне ходили по домам наиболее известных, активных и богатых мусульман, поджигая дома и грабя имущество с особым упоением, а самих хозяев, не покинувших город, убивали на месте, подвергая при этом оскорблениям, пыткам и насилию.

Были убиты городской глава Теймур бек Худавердиев, с невиданной жестокостью был убит всеми уважаемый ахунд Джафар-Кули, оставшийся в городе ради своих прихожан, не имеющих возможности выехать. Армяне ворвались как в дом ахунда, так и в мечеть, где он закрылся вместе с до 400 женщинами с детьми. Все они были убиты, а сам ахунд Джафар-Кули перед смертью был изуверски замучен: ему выдернули бороду, выбили зубы, отрезали язык, уши и нос.

Шемахинские мечети стали намеренной мишенью погромщиков во время их второго нападения на город. Инициатором уничтожения мечетей вместе с собравшимися там женщинами и детьми был С.Лалаев. По его приказанию армяне загнали оставшихся жителей в уже переполненные мечети, заперли и сожгли. Тех, кто пытался спастись, расстреливали. По мечетям стреляли также залпами орудий, и Лалаев сам командовал одной из этих акций.

В итоге 13 приходских мечетей в мусульманских кварталах, в том числе соборная пятничная Джума мечеть, были сожжены и разрушены. Джума мечеть была гордостью шемахинцев и особо дорога им не только как святыня и место молитвы, но также как памятник древности. Построенная в 743-744 г., она выдержала несколько землетрясений, получая небольшие повреждения, которые каждый раз восстанавливались горожанами.

Кроме мечетей, были разгромлены святые места, кладбища и т.п. При этом полностью уцелели русская православная и армянская апостольская церкви, а также армянская церковь Св. Богородицы в Матрасы, занятом войсками Зиадханова. Мусульмане чужие храмы не трогали…

Весть об этой чудовищной расправе над мусульманами Шемахи, в результате которой заживо погибли в огне около 3 тыс. человек, в основном женщин и детей, долетела до всех городов и уездов Азербайджана, вызвав ужас и негодование не только среди мусульман, но и всего населения.

На следующий день в Шемаху прибыли молокане из соседних сел и увели оставшихся в живых около 500-600 женщин-мусульманок с целью их спасения в молоканское село Кыз-мейдан. По настоянию армян все они как пленные были отправлены в Баку, половина из них умерла по дороге от голода, холода, страха и перенесенных страданий. Все плененные шемахинки были освобождены только после взятия Баку в сентябре 1918 г. турецко-азербайджанскими войсками.

Впрочем, Лалаев “щадил” молодых красивых девушек и женщин, запретив своим солдатам их сразу убивать. По его приказу солдаты уводили молодых мусульманок в его собственный дом, раздевали их, насильно поили, заставляли танцевать под звуки зурны, затем насиловали, после чего одних убивали на месте, а других сбрасывали с высокого балкона. Всеми этими оргиями руководил сам Лалаев, который лично насиловал и убивал. Из всех обесчещенных жертв Лалаева удалось спастись лишь семи девушкам.

Степан Лалаев, которому в 1918 г. было 27 лет, был сыном шемахинца Балабека Лалаева, ярого дашнакцакана и националиста, активного участника армяно-азербайджанских столкновений 1905 г., убитого вместе с женой во время этих же событий в Баку. Какие бы чувства мести ни владели душой будущего чудовища все эти годы, он, тем не менее, припеваючи жил в своих имениях в Шемахе и Баку.

Отслужив небольшое время в российской армии, Лалаев в 1917 г. вернулся в Баку и вел более чем праздную и развратную жизнь, был вхож во многие элитные семьи разных национальностей Баку и Шемахи, близко дружил с отдельными членами семей мусульманской знати и поддерживал отношения со многими представителями средних сословий.

Не случайно, что его как по имени, так и в лицо знали многие жители этих городов и опознавали во время бакинских и шемахинских событий. При своем особом нраве он вместе с тем активно участвовал в деятельности “Дашнакцутюн” и Армянского национального совета, блестяще справившись с той ролью, которая была ему отведена этими организациями в предстоящей резне мусульманского населения этих городов.

Однако в Шемахе свирепствовал не только Лалаев. Это начальник почтово-телеграфной конторы Аршак Гюльбандов и его сын, офицер, бывший помощник Шемахинского уездного начальника Гавриил Караогланов; владелец аптекарского магазина Михаил Арзуманов, бывший уездный комиссар Атабеков, бывший пристав в Шемахе Хачанов, владелец галантерейного магазина Енок Иванов-Иванянц и его сын Аршак, владелец бакалейного магазина Петросянц, парикмахеры Самвел Долиев и Ованес, инструктор по виноградарству из Карабаха Агамолов, братья Владимир и Мамикон Долиевы, Карапет Караманов, жители Матрасы Герасим и Сандрик Агриевы и др.

Из свидетельств русских жителей становится также известным, что армяне расстреливали и представителей христианского населения, которые так или иначе поддерживали мусульман, близко общались с ними, или даже за то, что они спускались в мусульманскую часть города за провизией. Не менее беспощадны армяне были к своим немногочисленным соплеменникам, которые пытались помочь своим знакомым или соседям-мусульманам.

Особую же роль в Шемахинских событиях как мусульмане, так и христиане отводили армянскому архиепископу Баграту. Многие, в том числе представители мусульманского духовенства и знати, считали Баграта идейным руководителем шемахинских армян, выступивших против мусульман. Баграт обманывал мусульман, ведя “двуличную политику” и являясь “главным руководителем выступления армян против мусульман-шемахинцев и всех несчастий, постигших последних”.

Следует упомянуть о поведении армян в других городах. Армяне, почувствовав себя победителями, открыто поздравляли друг друга, армянская знать устраивала балы, а “известная армянская благотворительница из семьи Адамовых послала в одно благотворительное общество голову сахара, объяснив что еще раньше обещала пожертвовать эту голову в тот день, когда будут вырезаны мусульмане”.

Нападения, поджоги, разгромы, разбои и грабежи по отношению к мусульманам, проживающим в пределах всего Шемахинского уезда, продолжались вплоть до прихода турецко-азербайджанских войск.

“Когда турки начали наступать от села Ахсу, армяне и молокане ночью окружили наше селение и открыли стрельбу. Мы все бежали, оставив все свое имущество. Во время обстрела было убито 20 человек наших односельчан, 15 мужчин и 5 женщин. Все наше движимое имущество и весь скот были похищены. Потом селение было подожжено …осталось всего пять домов”.

“Отрезвление” пришло после освобождения Баку турецко-азербайджанскими войсками 15 сентября 1918 г. и происходящих в эти дни кровавых событий, когда вновь столкнулись армяно-азербайджанские силы: на этот раз оставленные своим командованием на произвол судьбы тысячи армянских солдат и пережившая мартовские трагедии часть местного мусульманского населения, переполненная чувством гнева и отмщения.

В городе воцарился хаос. Существует множество документов о том, что даже после падения “христианского Баку”, т.е. 16-18 сентября, армянские банды не прекращали грабить, убивать, сжигать как в окрестных деревнях, так и в мусульманских кварталах Баку. Одновременно начались нападения на армянские кварталы города.

“Со всех уголков города народ – почти исключительно армянское население – бесконечными караванами бежал и накоплялся на пристанях. Естественно, что при таких условиях эвакуация была организована очень плохо. И что можно было сделать в несколько часов при недостаточности пароходов, когда, кроме десятков тысяч бегущего населения, на те же пароходы надо было нагрузить войско, снаряжение и различное государственное имущество, насколько это возможно было в эти несколько часов”, – писал один армянский автор.

Оставим на совести этого автора, оправдывающего вывоз из Баку в первую очередь различного “имущества” неизвестно какого характера и неизвестно какого государства, притом вместо живых людей – своих соплеменников. Отметим, что первыми покинули город все т.н. лидеры армян – главари Армянского Национального Совета, военачальники, знать и все богатые армяне. Еще до сдачи города его покинуло руководство тогдашнего правительства – “Диктатуры Центрокаспия”, наполовину состоящего из армян.

При этом следует напомнить, что за три недели до этих событий именно Армянским национальным советом был отвергнут ультиматум подполковника Германского генерального штаба Паракена и Главкома турецкими войсками Мурсал-бека о сдаче города без боя – взамен на неприкосновенность жизни, имущества и свободы армянского населения города.

К слову сказать: ни во время взятия Баку, ни в последующие дни русские, а также другие представители христианского населения города не пострадали. Была пролита кровь только азербайджанцев и армян. Последние были предательски брошены своими предводителями на произвол судьбы. Как бы ни желали задать себе вопрос, почему “расправа грозит именно армянскому населению”, лидеры армян, убегавшие в спешке, захватив “государственное имущество”, прекрасно знали, что часть азербайджанского населения, пережившего мартовскую трагедию, ущемляемого и оскорбляемого все последующие месяцы, попытается воспользоваться сложившимися условиями полной свободы действий при смене власти и отомстить армянскому населению.

Селения Шемахинского уезда были окончательно освобождены в середине июля 1918 г. Учитывая наличие разрозненных вооруженных армяно-молоканских банд, все еще бесчинствующих в мусульманских селах, отдельным турецким частям, остановившимся в Шемахе и занимающимся наведением порядка, пришлось непосредственно водворять азербайджанских крестьян в их села.

За март-июль 1918 г. более ста селений Шемахинского уезда были сожжены и разгромлены, а жители 110 селений пострадали от нападения армяно-молоканских банд. Некоторые из них подверглись неожиданному и коварному нападению и лишь изредка могли оказать сопротивление.

Жители отдельных селений, добровольно сдавшие свое оружие армяно-молоканским отрядам и обнадеженные ими, что после этого их не тронут, оказались застигнутыми врасплох и вследствие этого также понесли огромные жертвы и испытали невероятные мучения. Население нескольких сел спасалось бегством при приближении врагов и отступало под обстрелом. Население других сел, оставив свои дома, уходило заблаговременно до прихода армян или молокан, или тех и других вместе.

Общее число погибших сельских жителей – только убитых во время нападений и в плену – составляло 10 341 человек, из них 4359 были женщины и дети.

Число умерших от холода, голода и болезней во время многомесячных скитаний в горах, лесах, степях и даже среди беженцев, заполнивших города и села других уездов, намного превышало число убитых во время самих погромов, достигая нескольких десятков тысяч.

Общий размер имущественного ущерба, причиненного крестьянам мусульманских селений Шемахинского уезда, составлял только по зафиксированным убыткам 607 млн 167 тыс. 420 рублей. Степень же морального и психологического ущерба не поддавалась измерению.