О жизни молокан в Баку и регионах Азербайджана

Баку на протяжении своей долгой истории давал приют людям самого разного вероисповедания. В том числе тем, кого на своей родине называли еретиками, сектантами и т.п. Среди таких сектантов были и молокане. Молокане считали себя христианами, но расходились с православием в некоторых вопросах.

Например, они отказались от крестного знамения, ношения нательных крестиков, от основного символа православия. Крест, на котором принял мученическую смерть Христос, в их понимании — орудие казни, и негоже ему поклоняться. Церковное златое великолепие — также вещь непотребная, а иконы — вообще недопустимая, т.е. это рукотворное изображение святых.

Естественно, православная церковь не могла допустить соседства добропорядочных христиан и таких злостных еретиков, как молокане, и их стали выселять с насиженных мест. Первой, кто начал массовое выселение молокан, была Екатерина II. Однако куда бы молокан ни выселяли, они вели здоровый образ жизни, были трудолюбивыми и быстро завоевывали уважение местного населения. Об этом становилось известно в других регионах России, и молоканская «ересь» лишь крепла.

При Николае I молокан стали выселять еще дальше — в Закавказье. Тут была двойная выгода: подальше от законопослушных христиан и поближе к мусульманам — пусть там смуту наводят, авось и мусульманские устои расшатают и станут врагами мусульман. Однако и в Закавказье молокане не нажили себе врагов — наоборот, смогли очень быстро наладить с местными и культурные, и экономические связи.

В Азербайджане первые молокане появились в 1834 г. в селе Алтыагач, потом стали возникать и другие поселения, в том числе на всю страну известная Ивановка.

Когда Баку получил сначала статус губернского центра (после землетрясения в Шемахе в 1859 г.), начал активно расти и развиваться, особенно после начала нефтяного бума, молокане стали все чаще приезжать в перспективный с экономической точки зрения город.

Сбывая сельхозпродукцию, в том числе молочную, строевой лес, они приобретали необходимые в хозяйстве вещи, продукты питания (рис, соль), одежду и т.п. Зимой, в период, когда рабочие руки в хозяйстве особо не нужны, молоканские мужчины приезжали в Баку заниматься извозом и грузоперевозками, иногда на довольно большие расстояния — ездили до Тифлиса, Эривани, Карса, Тебриза и даже Эрзерума.

Молоканские девушки устраивались в богатые дома служанками, горничными, нянями, их охотно брали — учитывая строгость их нравов и здоровый образ жизни. В Баку начали появляться молоканские слободки, где строились постоялые дворы со специальными помещениями для грузов, привозимых на продажу. Возникали многочисленные торговые лавочки, ремесленные мастерские, трактиры и даже жилые доходные дома, построенные богатыми молоканами.

Именно из-за такой слободки получил свое название один из старейших садов в Баку — Молоканский. Именно там (а также на Парапете — площади Фонтанов) была своеобразная биржа труда молокан. Эта слободка славилась своими бондарными мастерскими, продукция которых пользовалась неизменным спросом, особенно после начала активных разработок нефтяных скважин: нефть перевозили в бочках — баррелях (отсюда, кстати, и берет свое начало единица измерения объема нефти — примерно 159 л). Конечно, молокане слово «баррель» не употребляли, но бочки исправно делали.

Дело было хорошее, прибыльное, но вызывало много нареканий со стороны властей, т.к. для изготовления бочек доски было необходимо вымачивать в ямах с водой, вырытых прямо перед мастерскими. Это означало неизбежную антисанитарию, возникновение различных заболеваний — вплоть до малярии и холеры. После того, как бакинской губернатор издал в 1872 г. распоряжение о переселении молокан из центра города, на месте старой Молоканской слободы был заложен сад.

Однако название Молоканской слободы прижилось и перешло на сад. Бондарные же мастерские были перенесены в район улицы Шамси Бадалбейли, и она получила название Бондарной.

В советское время она сменила имя — стала Димитрова, но очень долго ее называли по-старому — Бондарной. Кроме бондарных мастерских, доходных домов и импровизированной биржи труда, в Молоканском садике был своеобразный «таксопарк»: стояли телеги, фаэтоны, пролетки, где кучерами были также молокане. К их услугам часто прибегали, потому что все молокане славились среди бакинцев своей честностью, аккуратностью и порядочностью.

Однако не все молокане покинули свою слободку, многие обосновались в новых современных домах, а некоторые даже приняли участие в благоустройстве сада. Так, молоканин Кащеев, проживавший на углу Мариинской (позднее Расула Рзы) и Молоканской (позднее Хагани) улиц, устроил за свой счет в центре сада фонтан. Такой фонтан был обязательной принадлежностью бакинских садов.

Бакинские молокане поддерживали тесную связь с другими молоканскими общинами. В 1905 г. бакинские молокане принимали активное участие в работе Всероссийского съезда духовных христиан молокан, прошедшего в Тифлисской губернии. Съезд был посвящен столетию с момента предоставления молоканам Александром I свободы вероисповедания. Бакинские молокане вписали немало важных страниц в историю не только Баку, но и России.

Самым, пожалуй, известным в начале ХХ в. являлся Матвей Иванович Скобелев. Он родился в бакинской купеческой семье Скобелевых, владевшей мукомольной отраслью и знаменитой мельницей (располагалась на Станиславской, позднее Азадлыг, на месте «Лэндмарк».)

М.Скобелев стал министром труда во Временном правительстве. В 1938 г. был расстрелян. Вообще надо сказать, что в политику молокане никогда особо не вмешивались. Для них было достаточно того, что власть не мешает им вести привычный, никого не напрягающий образ жизни. Иными словами, они не трогали власть, власть не трогала их.

В советские времена бакинские молокане (как и другие молоканские общины Азербайджана) начали испытывать на себе антирелигиозный характер новой власти. Общину не запретили, но жить по старым правилам, придерживаться традиций становилось все сложнее. Некоторые бакинские молокане были даже вынуждены уехать — кто в Россию, кто в другие общины, например, в Ивановку. Ивановка, кстати, была неким всесоюзным феноменом: Советы словно бы закрывала на нее глаза, особенно после Великой Отечественной войны, когда председателем тамошнего колхоза стал Николай Никитин, сделавший хозяйство колхозом-миллионером.

В Баку же молоканские лидеры чувствовали на себе давление и со стороны внутренних органов, и со стороны комсомольских активистов, в общем, по всем фронтам. Их лишали права голосовать на выборах, они подвергались репрессиям, некоторые были расстреляны. Но у молокан практически двухвековой опыт сопротивления давлению власти. С ними ничего не смогли сделать цари, ничего не смогли и Советы.

Молокане все так же придерживались своих взглядов, вели привычный образ жизни, сохраняли свои традиции. Конечно, антирелигиозная пропаганда давала о себе знать, поэтому молодежь хоть и придерживалась традиций, старых заветов типа трезвого образа жизни, отказа от курения и т.п., но от религии потихонечку отходила и вела светский образ жизни.

Тяга к знаниям также давала о себе знать, так что среди молокан стало появляться все больше образованных людей, окончивших вузы. Бакинская община пополнялась выходцами из других сел и городов, приехавших в столицу учиться и оставшихся здесь жить.

Один из самых ярких примеров такой молодежи — знаменитый на весь Советский Союз Михаил Павлович Каверочкин, родившийся в селе Мараза недалеко от Шемахи. Этот буровой мастер, дал первую нефть на новом, всемирно известном месторождении — Нефтяных камнях. Каверочкин получил также звание Героя Социалистического Труда.

Широко известным в Баку был и другой молоканин — Федор Семенович Непряхин, родом из села Алтыагач. Трудовой путь он начал с чернорабочего на нефтепромыслах и закончил директором вечернего нефтяного техникума в Баку. Этот талантливый педагог, бывший еще и поэтом, публиковался в газете «Вышка», дружил и переписывался с известными на весь Союз людьми: Владимиром Хлебниковым, Владимиром Маяковским, Максимом Горьким, Самедом Вургуном. Позже — с Аркадием Райкиным и Людмилой Зыкиной. В этом списке были даже Сталин, с которым Непряхин познакомился в подпольной типографии «Нина», Фидель Кастро и Сергей Есенин.

Последнего он сопровождал в поездках по бакинским нефтепромыслам. Все события, связанные с приездом Есенина, изложены Непряхиным в стихотворной форме. В 1972 г. Непряхин принимал активное участие в организации Музея Есенина в Мардакане. Вообще Непряхин — это своеобразный феномен.

До сих пор непонятно, как пареньку-чернорабочему удалось подняться до таких высот, общаться и дружить с такими людьми? В 1955 г. бакинская община организовала и провела в Баку съезд молоканских общин, посвященный 150-летию свободы вероисповедания.