Что стоит за сумгайытскими событиями 1988 г.?

Когда речь заходит о происшедшем в Сумгайыте в 1988 г., на первый план обычно выходят эмоции. И заговаривает уже “признанный” мировым сообществом “факт” “античеловечности” азербайджанцев. Данный штамп в оценке тех событий неимоверно живуч.

“АРМЯНСКИЙ ВОПРОС” В “КАРАБАХСКОМ ОБРАМЛЕНИИ”

Как обычно, очередной этап инициирования “армянского движения” начался извне. “По счастливой случайности” совпав с периодом нахождения у власти в СССР Михаила Горбачева. Вслед за состоявшейся весной 1987 г. международной конференцией “Армянский вопрос и турецкий экспансионизм” (Афины), в июне того же года Европейский парламент принял резолюцию “О политическом решении Армянского вопроса”.

Хотя документ напрямую не касался армян СССР, тонкость состояла в совместном инициировании законопроекта коммунистической и социалистической фракций Европарламента. Тем самым, главе СССР, официально объявившему начало эры “нового политического мышления”, был послан своего рода мессадж. Сигнал не мог не быть услышан, и началась инспирация “карабахского движения”. Естественно, с мест: задействованным оказался фактор сбора подписей карабахских армян под требованиями о необходимости присоединении Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО) Азербайджана к Армении.

Как отмечалось газетой “Голос Армении”, “для нас полезно вспомнить, что именно Александр Яковлев (член Политбюро, считавшийся лидером “демократического” крыла КПСС – прим. авт.) в тот период и его окружение сыграли большую роль в стимулировании карабахского процесса (сбор подписей в Карабахе и др.)”. Уже в августе депутации карабахских армян направились в Москву для “ознакомления” Центра с “обоснованиями” “воссоединения”.

В ноябре 1987 г. (через месяц после ухода со всех занимаемых постов Гейдара Алиева) тогдашний советник М.Горбачева по экономическим вопросам Абел Аганбегян в интервью газете “Юманите” заявил следующее: “Как экономист я считаю, что Карабах больше связан с Арменией, чем с Азербайджаном. В этом плане я внес одно предложение”.

Обратим внимание, что в интервью А.Аганбегяна вновь оказался задействованным “коммунистический почерк” извне (“Юманите” – орган французских коммунистов). Т.е. западный след внешне не проявлялся в качестве давления на СССР “хищников-империалистов”, а выглядел как бы “своим”. Даже отчасти знакомые с советской политической системой знают, что высказывания высокопоставленных коммунистических чиновников за рубежом отражали официальную точку зрения высших властей страны. Следовательно, озвученное А.Аганбегяном прошло “обкатку” в Кремле. Поэтому его фраза “Юманите”: “Я надеюсь, что в условиях перестройки, демократии эта проблема найдет свое решение”, несла далеко не спонтанный характер. А это говорит только об одном: запуск “армянского вопроса” внутри СССР осуществил лидер страны. В противном случае обязательно последовало бы дезавуирование произнесенного советником генерального секретаря ЦК КПСС.

Поэтому даже при всем желании не представляется возможным соглашаться со сказанным М.Горбачевым после пролившейся позднее крови: “Я и сам не знаю решения. Если б я знал, я не посчитался бы ни с какими установлениями, ни с тем, что есть, что уже сложилось и т. д. Но я не знаю!”. Разве предложение А.Аганбегяна не было направлено на перекройку границ в СССР? Так что вполне очевидно: высшая власть Советского Союза вела важнейшую “межнациональную” партию на “своем поле”.

Не случайно руководитель межкафедрального исследовательского центра по этнопсихологии при Ереванском госуниверситете Светлана Лурье пишет: “Можно с абсолютной уверенностью сказать, что, начиная борьбу за Карабах, армяне были уверены, что они действуют с разрешения Москвы и при ее поощрении. В противном случае движение никогда бы не пошло в массы”. Посему раскрутка инспирированного движения шла по нарастающей.

Забурлила Театральная площадь в Ереване, и в начале 1988 г. “карабахская проблема” вышла на общесоюзный уровень. Начался период доведения до соответствующих союзных структур (из Армении и Степанакерта) информации о “притеснениях армян азербайджанцами”, нахождении “культуры древнего народа” в НКАО “в катастрофическом состоянии” и т.д. 12 февраля в НКАО пошла в ход бессрочная волна митингов. А 20 февраля на поле “волеизъявления” официально вступили партийно-советские органы на местах. Аккурат после состоявшегося в Москве пленума (17 февраля), сессия Совета народных депутатов Нагорного Карабаха приняла решение просить Верховные советы Азербайджана, Армении и СССР “решить вопрос о передаче НКАО из состава Аз.ССР в состав Арм.ССР”.

Что подтверждает регулируемость разворачивавшихся процессов “сверху”, т.к. в условиях еще не набравшей полных оборотов т.н. “перестроечной гласности” облсовет не мог бы проявить несанкционированную инициативу. Но внешне активизация выборных органов власти НКАО была обусловлена как бы слышимостью “гласа народа”. А уже 22 февраля появились первые жертвы конфликта, что зафиксировано в хронологии за 1988 г. портала “Русской службы Би-би-си”: “двух азербайджанцев убили в стычке в Аскеране” (близ “Степанакерта”).

ФАКТОР АЗЕРБАЙДЖАНСКИХ БЕЖЕНЦЕВ

Согласно этому же ресурсу, 25 января “азербайджанцы изгнаны из Кафанского района Армении”. И фонд М.Горбачева признает, что “25.01.1988 г. первые сотни беженцев-азербайджанцев из Кафанского и Мегринского районов Армении прибывают в Азербайджан”. Ряд других источников датой появления начальных беженцев конфликта называют двадцатые числа февраля, но, в любом случае, наличие азербайджанских беженцев в начале 1988 г. не оспаривается.

Руководитель отдела управления “З” КГБ СССР в тот период Владимир Луценко и начальник отделения этого отдела Валерий Хмелев пытаются обосновать этот факт как бы реакцией на аскеранские события: “Среди азербайджанского населения, проживающего в Армении, началась паника. Многие жители Кафанского района снялись с мест и пошли в Баку искать защиты”. Наличие февральских беженцев фиксирует и армянская сторона. Публицист Самвел Шахмурадян признает: “В двадцатых числах в основном из этого (Кафанского – прим. авт.), а также из других районов с азербайджанским населением в Азербайджан стали стекаться” беженцы. Правда, он добавляет: “Что, если не воля и подстрекательство задумавших будущую резню заставило их вдруг покинуть места постоянного жительства?”.

Как показывают дальнейшие события, дата 27 февраля была далеко не случайной. 26 февраля, с подачи Александра Яковлева, известных армянских литераторов Сильву Капутикян и Зория Балаяна принимает М.Горбачев: “Я им сказал, что мы всю историю вопроса знаем…Судьба разметала армянский народ, это все мы понимаем… Я вижу… многие упущения, в самом Карабахе и плюс эмоциональное начало… Все, что исторически произошло с этим народом, оно сидит, и поэтому все то, что его задевает, вызывает такую реакцию”. Анализ сказанного М.Горбачевым, не давшим политическую оценку сепаратистским тенденциям, свидетельствует о фактической демонстрации им восприятия “правоты” “армянского движения”.

Согласно воспоминаниям начальника войсковой группы МВД СССР, генерала Генриха Малюшкина, “вернувшись в Ереван, Капутикян по местному телевидению поделилась впечатлениями: “Беседа длилась около четырех часов…. Заметив, что мы часто повторяем слова “Нагорный Карабах”, товарищ Горбачев сказал: “”По-моему, это слово означает “Арцах”. Так, информация о встрече молниеносно стала достоянием армянской и азербайджанской общественности. Воспринимаясь в качестве проявления поддержки Кремля идеи “воссоединения”.

Как пишет Андрей Грачев, впоследствие советник, пресс-секретарь М.Горбачева – президента СССР, глава страны “предупреждал: “Представляете, что будет с армянами в Азербайджане, – их там 500 тысяч!”. По данным З.Балаяна, генсек “произнес: “А вы подумали о судьбе двухсот семи тысяч армян, проживающих в Баку?”. Даже с учетом расхождения в цифрах, факт остается фактом: поощрив армянскую сторону, М.Горбачев известил гостей о запрограммированных событиях. Естественно, не для их предотвращения, а в интересах заблаговременного снятия с себя ответственности за намеченное.

Таким образом, в третьей декаде февраля 1988г. в регионе наличествовали все элементы, должные взорвать наэлектризованную ситуацию: территориальные претензии к Азербайджану, смерть двоих азербайджанцев и наличие беженцев. Оставалось лишь подтолкнуть ситуацию к открытому противостоянию, что для управленцев не составляло никакого труда.

СУМГАЙЫТ. 27 ФЕВРАЛЯ 1988 г.

26 февраля в Сумгайыте без каких-либо эксцессов прошел митинг в поддержку территориальной целостности Азербайджана. 27-го он продолжился с участием нескольких тысяч человек, включая руководство города. С вечера этого субботнего дня стали фиксироваться факты насилия против жителей города – армян по национальности, продолжавшиеся до 29 февраля. Сухие цифры беспорядков (32 погибших, из коих 26 армян и 6 азербайджанцев) вроде как должны подтвердить устоявшуюся точку зрения на сумгайытские события: бесчинствующие азербайджанцы убивают армян, которые, защищаясь, также наносят отдельные удары.

Но рассматривать события в Сумгайыте только с точки зрения “голых” цифр не представляется возможным. Т.к. вся цепь событий четко свидетельствует о направляемости процесса высшими эшелонами власти СССР. Что подтверждается следующим. Согласно ряду источников, вечером 27 февраля в выступлении по Центральному телевидению (по другим данным – бакинскому радио) заместитель Генерального прокурора СССР Александр Катусев, спустя 5(!) дней после аскеранских событий, сообщил национальность погибших. Как отмечает С.Шахмурадян, “текст сообщения А.Катусев согласовал с первым секретарем Нагорно-Карабахского обкома партии Г.А.Погосяном, и тот настоял на снятии упоминания” об этническом факторе.

“Замгенпрокурора в первых двух своих выступлениях не сообщал национальность убитых, но несколькими днями позже решил “вспомнить”, что убитые – именно азербайджанцы”. На фоне чего проводниками сценария был грамотно обыгран аспект беженцев. Сотрудники КГБ СССР В.Луценко и В.Хмелев утверждают, что бакинские “чиновники гоняли их из кабинета в кабинет, никто их не слушал… Голодные, необогретые, они направились в Сумгайыт и начали расписывать ужасы своего изгнания и положения”. Отсюда же просматривается неслучайность выезда 200 азербайджанских беженцев из Армении именно 27 февраля, в унисон с начавшимися беспорядками в Сумгайыте.

Что делает объяснение насилия в Сумгайыте “удобоваримым” для последующего разъяснения общественности: одни азербайджанцы убиты армянами в НКАО, другие изгнаны из Армении, третьи (совместно со “вторыми”) начинают мстить. Именно такая трактовка вырисовывается из “откровений” бывших ответственных сотрудников КГБ СССР. Но очевидец событий, в тот период военнослужащий Советской Армии Виктор Николаев пишет, что “за два часа до времени “икс” в городе отключились все телефоны”. По другим данным, в ряде микрорайонов на некоторый период произошло отключение электроэнергии.

Что интересно, тот же А.Катусев через несколько дней вопрос о телефонной сети назвал “измышлениями”. Естественно, в погромный сценарий укладывался именно ракурс “стихийности”. Хотя, по В.Николаеву, “рев бандгрупп в городе раздался почти одномоментно – будто кто-то нажал на звонок… Армяне, кто посмелее, часто оглядываясь на улицах, стали забегать в близлежащие отделения милиции для разъяснений. В ответ неизменно звучало: “Сидите дома! Ситуация под контролем”.

Хорошо. Пусть оказавшиеся в Сумгайыте беженцы стали расписывать происходящие ужасы с азербайджанским населением в Армении и призывать к ответным мерам. Пусть во время беспорядков бездействовали партийно-советские органы и милиция. Но где в это время были подконтрольные непосредственно Москве воинские части (вокруг Сумгайыта, где наличествовала масса режимных объектов союзного подчинения, сосредотачивалось огромное количество в/ч)? Невмешательство силовых структур в происходящее привело к продолжению насильственных акций.

С 27 февраля в Сумгайыте гибнут мирные жители. Бесчинства продолжаются не час, не два. И даже уже не сутки. А центральные власти Советской страны бездействуют, практически способствуя расширению масштабов трагедии.

СУМГАЙЫТ. 28-29 ФЕВРАЛЯ 1988 г.

По свидетельству исследователя Армена Марукяна, подразделения Министерства обороны и МВД страны стали прибывать в Сумгайыт вечером 28-го, а через сутки в вечерние часы 29-го было убито по крайней мере десять армян, совершены погромы десятков квартир. Когда войска вступили в Сумгайыт, беспомощные люди бросались за помощью к БТР-ам, на что военные отвечали, что у них нет приказа вмешиваться. В таком случае возникает вопрос: для чего были введены войска?

Как пишет генеральный директор Института исследования Центральной Азии и Кавказа Университета Джона Хопкинса (США) Сванте Корнелл, “то, что в Сумгайыте находились советские армейские части и внутренние войска, ничего не изменило; армия, казалось, лишь спокойно наблюдала со стороны за погромом… советские власти не только не намеревались предотвратить кровопролитие, но и стремились создать конфликт между двумя этническими общинами”.

Позднее руководители силовых структур ссылались на отсутствие приказа высшего начальства. Поэтому никоим образом не представляется возможным согласиться со сказанным спустя несколько месяцев после событий М.Горбачевым, что трагедии можно было избежать, не опоздай войска на три часа.

Подтверждением чего является стенограмма заседания Политбюро ЦК КПСС от 29 февраля 1988 г.:

” – Министр обороны СССР Дмитрий Язов: “В Сумгаите надо вводить, если хотите, может, не то слово – военное положение… Надо твердо провести эту линию, Михаил Сергеевич, пока дальше не пошло. Надо ввести войска туда и наводить порядок”…

– М.Горбачев: “Главное, надо сейчас немедленно включить в борьбу с нарушителями общественного порядка рабочий класс, людей, дружинников. Это, я вам скажу, останавливает всякое хулиганье и экстремистов… Военные вызывают обозление”.

Вот так вот. Гибнут мирные люди. Министр обороны призывает главу государства “навести порядок”. А инициатор “нового мышления” говорит о гипотетических дружинниках, могущих остановить “хулиганье и экстремистов”. Лишь к концу 29 февраля войска получают приказ остановить беспорядки, да и то без использования огнестрельного оружия.

По воспоминаниям очевидца, в тот период военнослужащего Советской Армии Анатолия Мостового, “капитан коротко проинструктировал роту: “Мы в Сумгаите… Наша задача – успокоить, разогнать, обеспечить порядок. Взять под охрану мирное население. Стрелять только в крайнем случае и в воздух. Чудак капитан. У нас же холостые. Он что – забыл? Главное наше оружие – щиты и дубинки. И локоть друга. Едва въехали в город – остановились. Улицу запрудила толпа. Кто-то кинул булыжник в ветровое стекло нашего автобуса, третьего в колонне. И понеслось. Толпа плотно обступила автобусы и давай бить окна, стараясь дотянуться до нас. Это, наверное, и есть крайний случай. Я дергаю затвор и даю короткую очередь над головами. Мгновенно отхлынули, остолбенев. Мы быстро выгрузились и начали оттеснять толпу”.

Исходя из представленной цитаты, можно убедиться, что даже наличие холостых патронов могло урезонить толпу. Но появляется следующий вопрос: что за электорат представлял из себя названный главой СССР “хулиганьем” контингент, не побоявшийся вступить в схватку с военнослужащими? Как свидетельствует А.Мостовой, “демонстранты” были вооружены кусками заточенной арматурной стали и проинструктированы. Они всаживали свои заточки снизу вверх, под бронежилет, едва лишь намечалась щель между щитами: за два дня наш полк потерял ранеными 96 человек. Благо, что не было убитых”.

Интересно, не правда ли? Так “хулиганье” или профессионалы (под личиной азербайджанцев) орудовали в Сумгайыте? Один из создателей Народного Фронта Азербайджана Зардушт Ализаде пишет: “Среди участников действительно были беженцы из Армении. Но, вместе с тем, рабочие говорили о странных, нездешнего вида молодых мужчинах, которые заводили толпу”.

Опять слово А.Мостовому: “Вдруг позади что-то полыхнуло. Я оглянулся – наш автобус горит. Потом я видел их зажигательные “гранаты”. Изымали при обысках. Наполненный бензином 250-граммовый пузырек с делениями – такие в детской молочной кухне моя жена получала – заткнут пробкой, залитой лаком. К пузырьку примотан изолентой небольшой, сантиметров 10, кусочек геологического бикфордова шнура. Готовились”.

Да, конечно, готовились. И заблаговременно. Сомнений быть не может. Но каким образом? Где? Кто, наконец? Беженцы из Кафана? Выше отмечалось наличие двух дат появления первых кафанских беженцев: 25 января и 18 февраля 1988 г. Даже если взять за основу 25 января, практически нет информации, что все беженцы как один сразу же отправились именно в Сумгайыт и приступили к подготовке к погромам. Тогда кто был “во всеоружии”, те самые 200 человек, выехавшие из Кафана 27 февраля, или жители Сумгайыта?

Вспомним, что митинговая активность степанакертских армян фиксируется с 12 февраля, а антиазербайджанское решение карабахского облсовета принимается 20 февраля, да к тому же без афиширования СМИ. О смерти азербайджанцев в Аскеране массам стало известно вообще вечером 27 февраля. Так что, для изготовления всаживаемых под бронежилеты военнослужащих заточек и бутылок с зажигательной смесью (беженцам ли, сумгайытцам ли?) хватило нескольких суток или даже часов? Но это же абсурд. Однако факт остается фактом. Были и бутылки, и холодное оружие, и смерть.

Следовательно, на поверхности может остаться лишь версия о заблаговременной подготовке как арсенала преступников, так и всей акции в целом. Профессиональная атака “хулиганья” (терминология М.Горбачева) на военнослужащих подтверждает тщательнейшую проработку операции. Но не после 12 февраля, естественно. А вот если иметь в виду инспирацию “движения за воссоединение” с конца 1987 г., то во временных рамках разработчики операции ограничены не были. И исполнение задания профессионалами, под прикрытием образа “одурманенных наркотиками и спиртным экстремистов”, особых проблем не составляло. Преступный же элемент без проблем мог подключиться к инициированной вакханалии.

В этой связи вырисовывается еще один аспект. После событий активно культивировалась информация об изготовлении примененных во время беспорядков “хулиганствующими элементами ножей и других предметов” на сумгайытских предприятиях, в частности, трубопрокатном заводе. Вопрос здесь даже не в том, что, как пишет тот же С.Шахмурадян, А.Катусев не подтвердил данного факта. Если это и имело место, то без санкции центральных властей произойти не могло.

Американская правозащитница (Amnesty International) Надежда Банчик вопрошала: “Вооруженные железными прутьями погромщики врывались в дома… Откуда они взяли столько железных прутьев? Как организовались? Да и вообще, откуда им, погромщикам, было взяться в советском городке, если в тот период на советском пространстве еще мухи не осмеливались летать без санкции Москвы, т.е. Лубянки?”.

А.Мостовой приводит высказывание одного из офицеров: “Как в городе, в котором был секретный центр Минобороны, ракетная часть, крупный сталелитейный завод, именуемый “почтовым ящиком”, огромный химический комбинат, пограничная часть… произошло подобное бедствие, без малейшей попытки предотвратить или остановить его?”.

В этом контексте российский аналитик Алексей Зверев фиксирует: “В 1988 г. машина КГБ с ее сетью осведомителей еще функционировала, из чего явствует, что… КГБ в Москве, был в курсе подготовки к погрому”.

Как бы то ни было, 29 февраля беспорядки были локализованы.

А.Мостовой отмечает: “Может быть, главное, что мы сделали, – это отвлекли злобу толпы на себя. Об армянах вроде как и забыли. Нас же – всего полк безоружных на громадный город”.

Но в данном аспекте высвечивается картина иного рода. Раз имела место профессиональная атака на военнослужащих, следовательно, управленцам конфликтом нужна была “демонстрация” бесчинств не только на этническом поле, но и против армии. Именно поэтому центральные власти стоически жертвовали мирным населением, попутно продвигая развитие армяно-азербайджанского противостояния. Согласимся, что вышеизложенное исключает всякие сомнения по поводу источника происхождения описанных событий. Только государственной машиной мог быть осуществлен такой четкий двухнедельный расчет поэтапного развертывания ситуации: “народно-партийное волеизъявление” в Степанакерте – убийство азербайджанцев в Аскеране – беженцы из Армении – насилие в Сумгайыте при безучастном наблюдении со стороны центральных властей – локализация ситуации в считанные часы.

Следовательно, пролившаяся кровь невинных жертв, как это кощунственно и не звучит, органически входила в разработанный сценарий. С учетом же проработки вопроса об “этнических проблемах” в СССР на “западном поле”, можно предположить, что канва событий устроила все заинтересованные силы.

СУМГАЙЫТСКИЕ СОБЫТИЯ – В ИНТЕРЕСАХ ВСЕХ?

Вряд ли кто сомневается, что с конца 1980-х Запад по всем направлениям уверенно “пробивал” развал СССР, как решающий фактор рушения мировой социалистической системы. Так вот “сумгайытский излом” явился важнейшим звеном в цепи кровавых событий, неизбежно приближавших распад СССР.

А.Мостовой пишет: “Государство рухнуло не в Беловежской Пуще – там делили власть, а не страну… для Советского Союза трещина прошла через Сумгаит”. Ему вторят Гегам Халатян (Союз армян России) и Роман Арутюнов (Армянская община Москвы): “Развал СССР начался с погромов в Сумгаите”.

Но читатель скептически может отнестись к тому, что Запад был заинтересован именно в “кровавом обрамлении” движения к разрушению СССР – это-де могло приостановить развитие идеи. Однако весь ход дальнейших событий в СССР позволяет предполагать жизненность этой фантастической, на первый взгляд, версии. Подтвердительным аккордом чего явилось вручение “Горби” Нобелевской премии мира (!) в 1990 г. после беспрецедентно жесточайшего ввода Советской армии в Баку, наличия масс беженцев не только на Южном Кавказе, но и в Центральной Азии и т.д. Отсюда может возникнуть следующий вопрос – тогда по какой причине Запад устраивал насильственный стиль рушения СССР (войны, депортации…)?

Как представляется, именно данная форма позволяла прогнозировать возникновение в “объектах кровавых ударов” такой волны ненависти к центру, которую Москве в будущем сложно было бы вернуть в русло, как минимум, лояльного отношения к ней. Именно поэтому периодические устрашающие акции Кремля в отношении республик, вкупе с насильственными действиями друг против друга противоборствующих сторон (при бездействии высшей советской власти), позволяли внешним силам надеяться на изменение последующих геополитических симпатий субъектов СССР. Безусловно, основным в этом контексте для Запада был стратегический во все времена Азербайджан, население которого оказалось заложником географического расположения республики.

Признаем, однако, что осуществление какой бы то ни было задачи извне невозможно без ее поддержки (продвижения) различными кругами внутри страны. Наглядным подтверждением чего явились события в СССР с конца 1980-х. Без сомнений, советское общество в немалой степени оказалось готовым к центробежным тенденциям.

Но, в любом случае, внутренние силы (кто вольно, кто невольно) оказались активнейшими участниками развала СССР посредством инициирования в стране межэтнического противостояния. К рассматриваемому периоду в руководстве КПСС отчетливо обозначились две группировки: возглавляемая членом Политбюро Александром Яковлевым – т.н. “либерально-демократическая” и ведомая другим членом Политбюро Егором Лигачевым – “консервативно-антиперестроечная”.

В преломление к развитию “армянского движения” роль А.Яковлева просматривается однозначно. Т.е. это крыло КПСС признавало возможность перекройки границ внутри СССР. С другой стороны, наличие дестабилизационной ситуации внутри СССР к 1988 г. становилось выгодным и “консервативно мыслящим” руководителям КПСС: с точки зрения демонстрации общественности последствий “излишней либерализации в стране”. Главы всех силовых структур Советского Союза примыкали к этой ветви.

В данном ракурсе целесообразно иметь в виду, что с приходом к власти М.Горбачева позиции оборонного ведомства на внешней арене серьезно ослабли. В январе 1988 г. лидер государства высказался за вывод советских войск из Афганистана, а уже в феврале начался вывоз советских ракет средней дальности из ГДР и Чехословакии. Восстановить пошатнувшийся престиж высшие военные чины могли лишь на “внутреннем поле”, например, путем позицирования армии единственной силой, способной локализовывать разрастающиеся рождающиеся в стране межнациональные распри.

Но в советском обществе существовал еще один важнейший электорат, пытавшийся занять свою нишу в политическом раскладе. Тот же А.Яковлев не только возглавлял “социал-демократические веяния”, но и инициировал рождение в СССР движения “демократической интеллигенции”, как средства давления на всевластие КПСС. Тем самым, парадоксальность сложившейся к февралю 1988 г. обстановки в СССР состояла в том, что в создании в стране дестабилизационной ситуации сплелись интересы как всего руководства КПСС (хотя посылы к этому “ветвей” партии являлись взаимоисключающими), так и немалой части “народных масс” в лице “интеллигентов-демократов”. Что отчетливо усматривается в пост оценке этими силами сумгайытских событий.

Естественно, “крылья” КПСС в происшедшем обвиняли друг друга. “Перестроечники” – “консерваторов”, в лице глав силовых ведомств, “не вмешавшихся”, “не предотвративших” и т.д. “Консерваторы” же подвергали обструкции “т.н. демократическую волну” КПСС, “спровоцировавшую”, “подтолкнувшую” и иже с ними.

Слово председателю Совета министров СССР в 1985-1991 гг. Николаю Рыжкову:“Так уж сложилось, что во время острых перестроечных конфликтов на межнациональной почве М.Горбачев, как правило, находился за рубежом… Этим обстоятельством пользовались те, кто считал, что все неприятности идут от консервативного крыла Политбюро, а не от Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе (мининдел СССР в 1985-1990 гг. – прим. авт.) и Медведева (Вадим Медведев – член Политбюро ЦК КПСС в 1988-1990 гг. – прим. авт.), которые частенько вместе выезжали за рубеж. Наивны люди, верившие этим детским сказкам! Неужели такие события можно организовать и осуществить за несколько дней? Они ведь являются следствием каких-то причин и зреют не один день. Тем более что генсек… ни одну минуту не находился вне связи с любой точкой нашей страны, да и всего мира”.

“Демократическая интеллигенция” “сборных” мастей, в свою очередь, критиковала всех и вся, справа и слева, но при преимущественно прогорбачевской позиции.

С марта центральная пресса запестрела информацией аналитического толка о сумгайытских событиях. Сепаратистские настроения в НКАО, убийство азербайджанцев в Аскеране отражались одной строкой, о беженцах вообще не было ни слова. Но при этом Сумгайыт представал криминогенной зоной, городом “зеков”, с массой “вредных” для здоровья заводов, неимовернейшей загазованностью, сверхплотностью населения и т.д. Обусловливая таким освещением наличие посыла антиармянских проявлений в социальной сфере, СМИ как бы ненавязчиво подводили читателей к самостоятельному определению “виноватой” стороны. Данный факт свидетельствует о заказном характере этих статей. Передача готовых данных СМИ со стороны заинтересованных госструктур в случае экстренных, на первый взгляд, событий была давно апробированным шагом.

Ничего удивительного в отрежиссированной подаче материалов по Сумгайыту, до этого рекламировавшемуся не иначе как в качестве “молодого интернационального города дружбы”, не было. Но по какой причине азербайджанская сторона была очень легко воспринята “человеконенавистнической”? Ведь в союзном обществе, преподносимом коммунистической идеологической машиной в форме “новой общности – советский народ”, отношение к армянам и азербайджанцам должно было быть идентичным?

ПОЧЕМУ АЗЕРБАЙДЖАНЦЫ?

Властям нужно было найти “идеологическое” объяснение факта занятия армянами важных должностей в России-СССР, нахождения их широкой прослойки в научно-преподавательской среде, силовых структурах, юриспруденции, медицине, области культуры и т.д. (при практическом отсутствии азербайджанцев). И оно было “найдено”, а затем грамотно и ненавязчиво “доведено” до масс. Так, в умах большинства населения страны массовое превалирование армян над азербайджанцами в центре и на местах (во всех сферах) получило “идеологическое обоснование” посредством “констатации” невысокого общего уровня вторых по сравнению с первыми.

По большому счету многие ведь не осознавали, что для азербайджанской нации просто-напросто был закрыт доступ в высшие эшелоны власти, Академию наук СССР, руководящие должности в армии (азербайджанские призывники в основной массе направлялись в стройбаты) и т.д. Исключение (подтверждающее правило) для нахождения азербайджанского “образа” в правительстве было сделано лишь в области советской нефтегазовой сферы. Да и то по причине невозможности игнорировать высочайший уровень подготавливаемых Азербайджанским институтом нефти и химии кадров, внесших огромный вклад в развитие этой отрасли по всему Советскому Союзу.

Как бы то ни было, в СССР сложился определенный стереотип восприятия армян и азербайджанцев, наложившийся на широкие дружеские и родственные связи армян с русскими, формировавшиеся на протяжении не одного поколения. Вместе с тем, вполне очевидно, что широкое представительство армян в центральном советском аппарате власти позволяло им в нередких случаях самостоятельно формировать антиазербайджанскую позицию советских людей.

В воспоминаниях не нуждающихся в особом представлении Анастаса Микояна, получивших признание во время II мировой войны Ивана Баграмяна и Амазаспа Бабаджаняна “под особым углом” рассматривались столкновения между армянами и азербайджанцами в 1905 и 1918 гг. В произведениях тех же З.Балаяна, С.Капутикян, Вардгеса Петросяна и др. постоянно проводилась мысль о величии армян, муссировалась тема армянской “исконности” территорий Кавказа и Турции и т.д. Что нередко распространялось даже на школьные учебники, где на картах СССР Нагорный Карабах или Нахичевань могли “случайно” оказаться на территории Армянской ССР. Отсутствие-же какого-либо отрицательного резонанса со стороны центральных властей на факты такого рода свидетельствует об идеологической поддержке высших советских властей данных акций.

Начальник политуправления войск Южного направления Минобороны СССР, народный депутат СССР Александр Овчинников подтверждает, что в стране “устойчиво формировали на весь Союз мнение об исключительности армянского народа, его особой роли, в связи с чем сохраняется неравное и не везде объективное отношение к Армении и Азербайджану в рамках Союза: это отношение проявляется как в СМИ, так и со стороны отдельных должностных лиц”. Кроме того, имелась и иная подоплека появления у советских людей антиазербайджанских настроений.

Разворачивающиеся вокруг НКАО события официальные советские СМИ практически не освещали, а “неформальная” пресса только набирала обороты. Лишь в марте 1988 г. общественность была “допущена ” к получению информации на данный счет, но и этого оказалось достаточным для “определения” правых и виноватых в конфликте.

Так, убеждение в “миролюбии” одних и “кровожадности” других плотно засело в умах советских граждан. Но был и другой значительный фактор для такого восприятия советскими людьми армяно-азербайджанского конфликта.

Резюмирует политолог Леонид Борисов: “В 1988 г. случилось страшное. Русская интеллигенция предала один народ, безоглядно встав на сторону другого… Азербайджанские ученые, писатели, режиссеры, еще недавно пившие, работавшие, заседавшие вместе с нами, вдруг оказались врагами, на том только основании, что их назначили “плохими”, а их врагов – “хорошими”. И по “плохим” ударили из всех орудий. Людям, всего лишь сомневавшимся в праве Армении на Карабах, отказывали от дома; все прогрессивные публицисты с пафосом и дрожью в голосе вещали о великой культуре армянского народа и грязных азербайджанских варварах. Это было настоящим предательством. Причем не только по отношению к азербайджанцам, но и по отношению к российским традициям, по отношению к принципиальным основам имперского сознания. По всем законам тогдашнего пиара азербайджанцев объявили оплотом коммунистического режима, а армян – борцами за свободу и демократию. Азербайджанцы – косные, армяне – прогрессивные, азербайджанцы – звери, армяне – благородные борцы за право нации на самоопределение… Течение несло, и все, кто как подгребая, неслись вместе с ним. Об азербайджанцах никто не думал, всем было не до них”.

Безусловно, нахождение в окружении М.Горбачева, наряду с А.Аганбегяном, Георгия Шахназарова (впоследствие помощник главы СССР), опытнейших аппаратчиков Карена Брутенца (замзав международным отделом ЦК КПСС), Леона Оникова (идеологический отдел ЦК КПСС), Степана Ситаряна (зампред Госплана), Михаила Мчедлова (замдиректора Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС) и многих других позволяло в немалой степени не только “кулуарно”, но и окрыто продвигать идеи “воссоединения”. Однако, согласимся, без санкции на это высшего руководства СССР подобное не могло бы иметь места.

В то же время, просматривается еще один аспект в причинах симпатий населения СССР в пользу армян. Факт появления перед сумгайытскими событиями азербайджанских беженцев из Армении не был освещен фактически ни одним советским печатным изданием, т.е. кроме Азербайджана об этом не было известно ни в одном уголке СССР. А вот выезд из Сумгайыта после событий армян, ставший достоянием жителей страны, привел к дальнейшей поляризации в поддержке одной из сторон конфликта.

В данном ракурсе интересно свидетельство А.Мостового. Говоря о желании сумгайытских армян покинуть город, он пишет: “Каждого спрашивали, куда он хочет выехать на жительство, просили назвать хотя бы одного знакомого в том месте – и отправляли. Кое-что мне показалось удивительным… многие армяне просились в Россию, в основном в Краснодарский край, в Ростовскую область”. Данный факт еще раз свидетельствует, что “волеизъявление” армян Азербайджана о “воссоединении” с Арменией возникло в результате инициирования “армянского вопроса” и несло в себе совершенно иной оттенок.

Подтверждение чего исходит из того факта, что даже после сумгайытских событий армяне в основной массе продолжали жить и трудиться в Азербайджане.