Банин: страницы истории Азербайджана и Европы

Для одних она – литературный феномен, единственная азербайджанская писательница, добившаяся признания во Франции, для других – последняя любовь великого Ивана Бунина. Умм эль-Бану Мирза гызы Асадуллаева… Банин.

В декабре 2005 г. сразу две страны – Азербайджан и Франция – отпраздновали столетие Банин, автора “Кавказских дней”, самой яркой, эмоционально точной летописи жизни Баку начала ХХ в.

“С фонтаном “черного золота”, но нелюбимый Богом… У вас в саду никогда не начинал бить фонтан нефти?”

У деда Банин Шамси Асадуллаева нефтяной фонтан забил на небольшом участке в Раманах. Многие считают, что свалившееся с неба, на самом деле – из преисподней, богатство, делает человека счастливым, и он может забыть обо всех своих проблемах. Но богатые тоже плачут…

С семьей Асадуллаевых случилось так, что деньги принесли им лишь проблемы, а где-то – и несчастье. “Асадулла” в переводе с арабского “любимый Аллахом”. Но Всевышний не очень долго любил эту семью. В 1905 г., во время армяно-азербайджанского конфликта у сына Шамси Асадуллаева Мирзы и у дочери Мусы Нагиева родилась дочь. Семья в то время была в глухой деревушке под Шемахой, мать при родах умерла. Девочку назвали Умм эль-Бану в честь матери. На французский манер – Банин – она стала называть себя много позже.

Как рассказывала впоследствии Банин: “Матери своей я не знала. В 1905 году, стремясь сбить революционный порыв, власти спровоцировали на Кавказе межнациональные столкновения. Азербайджанцев, армян, русских, курдов, иранцев стравили между собой. Стараясь уберечь мою мать от слепой жестокости и безумства погромов, отец отправил ее рожать в деревню, далеко за Баку. Роды оказались тяжелыми, врача поблизости не было. Мать умерла, но дать мне жизнь успела…”

Отец Мирза Асадуллаев проводил почти все время в деловых путешествиях. Так, разъезжая по стране, он однажды влюбился. Молодая жена, осетинка Тамара Датиева, стала не просто мачехой четырем его маленьким дочерям, но совершенно неожиданно заставила их по-иному взглянуть на женское предназначение в обществе. Европейски образованная, обладавшая безупречным вкусом, Тамара взяла на себя заботы обо всем, начиная от гардероба девочек и заканчивая интерьером дома и устройством светских вечеров.

Банин позже признавалась, что детские впечатления от рассказов Тамары о Париже, где она долгое время жила и училась, были очень сильны. Восхищение Тамарой у нее впоследствии переросло в любовь ко всему французскому, в казавшуюся тогда несбыточной мечту о Париже. Но впереди был 1917 г., который перевернул всю ее жизнь.

Как написала в своих воспоминаниях Банин: “Ребенком я очень любила бабушку и еще глубоко не осознавала разделяющие нас черты. Но, взрослея, я все больше ощущала разницу между нами, и моя детская любовь к бабуле иссякла – бабушка принадлежала к иному, чуждому мне миру. Но а как же кровное родство? Признаюсь, что не чувствовала особой привязанности к своим родственникам. Не знаю, было ли это обусловлено какими-то объективными причинами. Может быть, я сама просто плохой человек. По моим наблюдениям, отношения между даже очень близкими родственниками резко ухудшаются, когда дело доходит до личностных интересов. Если последние не расходятся с интересами семьи, то семейная жизнь протекает в мире и согласии”.

Банин вышла замуж за нелюбимого, но влиятельного человека, чтобы вытащить отца из тюрьмы, получить загранпаспорт и бежать в Турцию. В девятнадцать лет, уже будучи в Турции, она рассталась с мужем Балабеком Годжаевым и поехала в Париж к своим родным, перебравшимся туда раньше.

У Банин с детства был такой характер, что она не любила никому доставлять проблем. Она всегда придерживалась принципа, что человек должен сделать себя сам – от начала и до конца. Вскоре сложные отношения с мачехой вынудили ее уйти из дома и начать самостоятельную жизнь.

Банин сразу же устроилась на работу. Она перепробовала все профессии, доступные эмигрантке: работала продавщицей в магазине, секретарем в канцелярии, переводчицей, манекенщицей – стала моделью двух известных домов моды. Первым из них был Worth, принадлежавший Чарльзу Фредерику, первому всемирно известному дизайнеру, создателю моды Haute couture или “высокой моды”.

Но и карьера модели у Банин была достаточно недолгой. У нее проявился литературный талант, и она начала писать. Первая книга, которую она выпустила в 1943 г., называлась “Нами” и была посвящена ее детству. Книга прошла, можно сказать, полузамеченной. Это был тяжелый военный год, и многим людям было не до литературы.

Тем не менее, один немецкий офицер, служивший в Париже, в расквартированной там части, ее роман прочел. Это был знаменитый интеллектуал ХХ в., известный писатель и философ Эрнст Юнгер – немецкий офицер, внесший значительный вклад в военную теорию. Он был одним из главных теоретиков консервативной революции и автор “сложной коллекции афоризмов на тему состояния современного и пост современного мира”.

Он запросто пришел к Банин домой – “выпить чашку турецкого кофе у Банин, мусульманки из Южного Кавказа”. Началась долгая любовь и еще более долгая дружба (продлившаяся более полувека) француженки азербайджанского происхождения и немецкого интеллектуала. Банин посвятила ему три книги – “Встречи с Эрнстом Юнгером”, “Портрет Эрнста Юнгера”, “Разноликий Эрнст Юнгер”.

Во время войны Банин продолжала писать, и в 1946 г. свет увидел ее автобиографический роман “Кавказские дни”. В этом романе Банин воссоздает картины детства, милые сердцу сцены дореволюционной поры, взаимоотношения между родными и близкими, портреты своих родственников, деда со стороны матери Мусы Нагиева – известного миллионера, другого деда, Шамси Асадуллаева, тоже миллионера, своего отца – Мирзы Асадуллаева, ставшего в правительстве Азербайджанской Демократической Республики министром торговли.

Роман воссоздает ее биографию, историю известных домов бакинских нефтепромышленников, реалии и приметы эпохи, обычаи и нравы, народные праздники и обряды. Книга невероятно колоритная, позволяющая понять и менталитет азербайджанского народа, и познакомиться с самим духом Азербайджана начала прошлого века. Кроме этого, в романе отражены отношения юной героини с окружающими ее людьми, умонастроения и взгляды современников, их отношение к событиям переломного времени.

С описаний своего дома, абшеронской дачи с их домочадцами внимание автора переключается на события, повлиявшие на ее судьбу и жизнь ее родственников. Это и приход Красной Армии в Баку, и установление Советской власти: на этом фоне и воссоздаются дальнейшие злоключения семьи. Банин, в частности, рассказывает, что по завещанию деда она (ей тогда было тринадцать лет) и три ее старшие сестры стали миллионерами. Однако спустя несколько дней, с приходом большевиков, они в одночасье потеряли свои богатства, оказались перед необходимостью покинуть родину.

Книга принесла Банин успех. Ей писали восторженные письма Андрэ Мальро (еще в начале творческого пути Банин он, разглядывая линии на ее ладони, предсказал ей блестящее будущее), Анри Монтерлен, Микос Казанцакис и многие другие. Банин на равных общалась с Жан-Полем Сартром, Луи Арагоном, Полем Элюаром, Эльзой Триоле…

Дело в том, что у русских эмигрантов (таковыми считались в то время все эмигранты из России, а позже из СССР) был свой маленький “городок” в Париже, насчитывавший 40 тысяч жителей. Потом в статье, посвященной русской эмиграции и опубликованной в газете “Фигаро” 2 декабря 1991 г., Банин перечислит многих из них – “философы: Бердяев, Шестов, Лосский, Булгаков (не путать с однофамильцем – писателем); поэты Иванов, Цветаева, Бальмонт, Северянин; наконец, множество писателей, прежде всего Иван Бунин, Тэффи, Ремизов, Мережковский, его жена Зинаида Гиппиус, Куприн, Зайцев, Адамович… Многих я, может быть, забыла назвать”.

Ближайшей подругой Банин была бывшая фрейлина российского императорского двора Джанет Андроникова, приближенная к семье Романовых. Другая ее подруга – популярная в России, а затем уже и во Франции романистка, известная писательница-сатирик Надежда Тэффи, помогла ей войти в литературные круги. Именно у нее Банин познакомилась со многими известными русскими писателями, в том числе и с самим Буниным.

Банин: “Мне посчастливилось – я была допущена в святая святых эмигрантской литературы благодаря дружбе, которой меня удостоила Тэффи. В своей скромной комнатке, которую ей сдавала тоже эмигрантка (“изгнанница, как все мы” – говорила Тэффи), она принимала “сливки пера” (тоже ее выражение). Ее коллеги со стаканом чая в одной руке и сигаретой в другой с юношеским жаром спорили, хотя молодых среди них почти не было, спорили часто и ожесточенно о чем-нибудь вроде того, как правильно ставить запятые.

Часто нас оказывалось слишком много для этой тесной комнаты, загроможденной мебелью и книгами, прокуренной так, что уже нечем было дышать, однако мы были счастливы в этой атмосфере – чувством причастности. Иван Бунин часто был как бы председателем, ведь он был увенчан престижной Нобелевской премией за достижения в области русской литературы. Красивый мужчина с серебряной проседью, он держался всегда прямо и, несмотря на груз лет, был очень привлекателен. Он правил собранием не только благодаря авторитету, но и благодаря громовому голосу, который решались критиковать только в его отсутствие”.

С Иваном Буниным Банин познакомилась 13 июня 1946 г. Банин – гордая и способная выносить свои собственные суждения, не полагаясь на чужие мнения, и Иван Бунин – абсолютный авторитет среди литераторов-эмигрантов. Бунин влюбился в нее с первого взгляда и сразу напросился к ней в гости. Ему было 76, а ей – 40. Тем не менее, меж ними закрутился роман… Роман платонический, больной, сложный, похожий на езду по американским горкам – вверх-вниз, вверх-вниз…

Вместе они не раз проводили вечера у камина в квартирке Банин.

Как вспоминала Банин: “Он казался царственно величав, выражение лица у него часто было надменное. Надменность Бунин надевал, как тогу, чтобы показать дистанцию, отделяющую гения от простых смертных. Но стоило ему немного разойтись, а этому в немалой степени способствовал его темперамент, как тога спадала. Должна признаться, что мне нравилась его надменность. Она напомнила мне мою первую литературную любовь – князя Андрея Болконского. Кроме того, я была очарована его восхитительной молодостью духа”.

Бунин же был очарован восточной красотой Банин. Называл ее то “шемаханской царицей”, то “черноокой газелью”, то “черной розой”, о которой он мечтал всю жизнь.

“Дорогая г-жа Банин! Как видите, нас разделяет всего лишь одна только буква”, – написал ей мэтр русской литературы 30 июня 1947 г.

Спустя два месяца после знакомства он подарил ей свою фотографию – в мягкой шляпе, надвинутой на глаза, выражение лица мечтательное и надменное, усталое и ироничное.

Под фото вечным бунинским пером выведено: “Что перед этим ваш немецкий писатель?” (фраза сия была своеобразным проявлением ревности по отношению к Эрнсту Юнгеру, чье фото он увидел на камине у Банин в свой первый приход), а на обороте – “Позвольте, Джаным, сказать словами Карла Ивановича из “Детства” Толстого: Помните близко, Помните далеко, Помните еще и навсегда Как верен я любить умею! Ив.Б., 18 августа 1946 года, Париж”.

В гостях у Банин Бунин садился в кресло, они пили чай и говорили о литературе. Их беседам не было конца, им было хорошо и интересно вдвоем, но, тем не менее, это были сложные отношения: Бунина раздражало прохладное отношение возлюбленной к его творчеству, а также ее упорное нежелание писать на русском языке – она писала исключительно на французском, никогда не скрывая, впрочем, своего происхождения. Когда он сердился (а это с ним случалось часто), то стучал по полу тростью и громко кричал.

Однажды Бунин подарил возлюбленной две свои книги: сборник рассказов “Речной трактир” и “Избранные стихи”. На второй дарственная надпись: “Дорогая г-жа Банин! Черная роза небесных садов аллаха, учитесь писать по-русски. Иван Бунин, 21 июня 1947 года”. Слово “госпожа” было зачеркнуто, а далее написано: “Это я зачеркнул. Ив.Б.”.

Банин, в свою очередь, обвиняла Бунина в черствости и эгоизме. Роман продлился очень недолго – однажды они в очередной раз пустились в словесную перепалку и разругались вдрызг. И расстались. Через много лет, когда Банин было около шестидесяти, она решила воскресить в памяти эмоции своего любовного романа и события тех романтичных лет и написала повесть “Последний поединок Ивана Бунина” – об их несостоявшейся любви.

Банин не идеализирует Бунина в своем романе, воспроизводит его образ с учетом уже сложившегося о нем представления в эмигрантской среде, добавляет подробности и детали, показывает слабости, поведение в быту, черты характера, взаимоотношения в семье, с женой, с другими женщинами.

Многие историки и литературоведы стремились понять, почему не сложились отношения этих двух неординарных людей. А причина была проста: несмотря на то, что Банин уже была довольно известной писательницей, Иван Бунин спорил с ней и отказывал ей в праве иметь свою точку зрения. Банин же была человеком не только проницательным, но и очень великодушным. Она умела понимать индивидуальности.

В своих воспоминаниях о Бунине Банин писала: “Вера Николаевна, жена Ивана Бунина, стоически сносила все амурные приключения мужа. И в этом была права и мудра. Потому что для писателя такого типа, как Бунин, создания климата наибольшего благоприятствования – вот единственно правильное условие. Мудрость Веры Николаевны заключается в том, что она повернулась так, что профиля ее уже было не видно и все лучи славы беспрепятственно доходили до Бунина, не задерживаясь ни на каких препятствиях”.

Банин “в профиль” стать не смогла. Не хотела и не умела. Она была известна во Франции не только как автор замечательных романов, но и как прекрасный переводчик художественной литературы с русского, английского и немецкого языков. Она считалась одним из лучших знатоков творчества самого Бунина и Достоевского. Некоторые произведения последнего она перевела на французский.

Рамиз Абуталыбов, посол по особым поручениям МИД Азербайджанской Республики, ответственный секретарь Национальной комиссии по делам ЮНЕСКО, кавалер французского ордена “Почетного легиона”, советский и азербайджанский дипломат, общественный деятель, исследователь истории азербайджанской эмиграции, проработавший во Франции шестнадцать лет, вспоминая о своих встречах с Банин, которая прожила долгую жизнь и скончалась лишь в 1992 г., рассказывал, что “принадлежность к богеме делала ее недоступной, к тому же она сама всячески избегала контактов с соотечественниками, переживая, что Азербайджан так легко, без борьбы, примирился с навязанной Лениным большевизацией”.

“Фактически я был первым азербайджанцем, с кем она пошла на сближение, – говорил Рамиз Абуталыбов. – Произошло это в 1981 г., на выставке азербайджанских ковров в Париже. В канун открытия я послал ей открытку с приглашением, не надеясь, что она его примет. К моему удивлению, Банин пришла, да не одна, а с импозантного вида пожилым французом. Для своих преклонных лет она выглядела достаточно молодо и даже жеманно, что ей очень шло. Она гордилась своим азербайджанским происхождением – не турчанка или персиянка, за которых для ложного шарма выдавали себя некоторые наши сородичи, а именно – азербайджанка. Она была очень своенравной и неординарной личностью, в чем-то даже склонной к эпатажу. Так, в ответ большевикам, называющим религию “опиумом для народа”, Банин написала книгу с шокирующим названием “Я выбрала опиум” (вышедший в 1959 г. – О.Б.), которая имела большой успех…”

“Помнится, когда я познакомил ее с известным азербайджанским художником, – продолжает Рамиз Абуталыбов, – он на прощанье преподнес ей две банки черной икры. Приняв подарок, Банин посмотрела на него в упор и шутливо спросила: “И это все?”. Он стушевался и смущенно произнес: “А что, мадам?” – “Ничего, – улыбнулась писательница, – покидая Баку, мы оставили там гораздо больше”.

Несмотря на то, что Банин влилась во французскую литературу, она продолжала оставаться верной дочерью своего народа, глубоко переживала события в Карабахе, говорила о них, как о “происках дашнаков”. Она была членом парижской ассоциации “Азербайджан эви” и активно выступала в СМИ Франции по поводу конфликта в Нагорном Карабахе, внося тем самым посильный вклад в защиту своей родины.

В тяжелые для азербайджанского народа дни Банин выступила во французской газете “Монд” 20 января 1990 г. со статьей под заголовком “Нагорный Карабах”. В этой статье Банин дала информацию о Карабахе, армянах, переселенных царским правительством в результате войны с Персией и Турцией на азербайджанские земли еще в начале XIX в.

Она рассказала о давних притязаниях армян на азербайджанские земли, о связях дашнаков с большевиками и совместных их акциях против азербайджанского народа.

“В то время как часто говорят об армянах как о “жертвах” османского империализма, почему-то никто не говорит о тех зверствах, которые армяне учинили в Азербайджане в прошлом”, – писала в статье Банин.

Когда Банин скончалась, газета “Фигаро” сообщила о смерти “первой франкоязычной писательницы-азербайджанки, являющейся национальной славой Азербайджана”. К сожалению, в Азербайджане Банин очень долгое время была практически неизвестной – несмотря на большое литературное наследие, включающее романы, публицистику, переводы, дневники и письма, а также переиздания ее книг и незаконченные рукописи.

Лишь в 1988 г. в Баку на азербайджанском языке увидел свет ее роман “Кавказские дни” в переводе с французского Гамлета Годжаева. Стали появляться заметки и сообщения о ней и ее творчестве. Условно это творчество можно разделить на две части: произведения, в которых воспроизводится азербайджанская тема, мотивы, воспоминания и ретроспекция, и те, что относятся к французской, европейской тематике.